Замысел Справедлiвага Жизнестроя

<…вместе с критическим сокращением достающейся им биомассы они должны были вступать  в соперничество с хищниками в том  смысле, что все же  начать кого-то  убивать.  Но как  совместить  два  столь противоположных инстинкта:  “не  убей”  и “убей”? Судя  по  многим данным,  природа подсказала […] узкую тропу (которая, однако, в дальнейшем вывела  эволюцию  на  небывалую дорогу).  Решение  биологического  парадокса состояло в том,  что инстинкт не запрещал  им убивать  представителей своего собственного  вида.   […]  Экологическая   щель,  какая   оставалась   для самоспасения  у  обреченного  природой на  гибель  специализированного  вида двуногих   приматов,  всеядных  по   натуре,  но  трупоядных   по  основному биологическому  профилю,  состояла  в  том,  чтобы использовать часть  своей популяции  как  самовоспроизводящийся  кормовой источник.  Нечто,  отдаленно подобное  такому  явлению,   небезызвестно   в  зоологии.   Оно   называется адельфофагией (“поеданием собратьев”), подчас достигающей у некоторых  видов более или менее  заметного характера,  хотя  все  же никогда не становящейся основным или одним из основных источников питания. Выходом из противоречий оказалось лишь  расщепление  самого вида палеоантропов  на  два вида.  От  прежнего  вида  сравнительно  быстро  и  бурно  откололся  новый, становившийся экологической противоположностью. Если палеоантропы не убивали никого кроме подобных себе, то неоантропы  представили  собой  инверсию:  по мере  превращения  в  охотников они  не  убивали именно  палеоантропов.  Они сначала  отличаются  от прочих троглодитов тем, что  не убивают этих  прочих троглодитов. А много, много позже, отшнуровавшись от троглодитов, они уже не только  убивали последних,  как  всяких иных животных,  как “нелюдей”, но  и убивали подобных себе, то есть неоантропов, всякий  раз с мотивом, что  те – не   вполне  люди,   скорее   ближе   к   “нелюдям”   (преступники,  чужаки, иноверцы)”…> ¹.

КОНТРСУГГЕСТИЯ И ДИПЛАСТИЯ 

КАК ДВИЖУЩАЯ СИЛА ГЛОБАЛЬНОГО КОНФЛИКТА ЦИВИЛИЗАЦИЙ

1. Особенность текущего момента

Со-бытия «вокруг Тайваня» при всей непохожести на события «вокруг  Украины» имеют общую глубинную природу противоречий между группами внешне одинаковых людей, по историческим меркам, не-Давно вышедших из «царства природы» в «царство личной свободы» – «каких-нибудь» 20-25 тыс. лет назад. При этом имеется ввиду, что весь предыдущий «путь» от простейших организмов до гоминид-полу-людей класса «троглодит-палеоантроп» длился сотни миллионов лет и завершился, по меркам истории планеты Земля, совсем недавно, тогда, когда «похожий на человека» заговорил, а другой его услышал и понял, в ответ задав свой вопрос.

В связи с этим, довольно смехотворным слышать всякого рода «вопрошания» вроде того, как же «древняя китайская цивилизация», ставшая процветающей «мастерской мира» так внезапно «о-бес-силила» перед правительством страны, имеющей в несколько раз меньшее население и аналогичную экономическую мощь. То же самое касается и «древней русской цивилизации», которая, имея явное военно-техническое превосходство над НАТО, НО… вынужденно оказалась вести межцивилизационную войну «по их правилам» (СВО). И дело здесь ни в амбициях, ни в чьих-то желаниях-не-желаниях, а в сложившейся на заре человеческого общества, ещё в до-цивилизационный период объективной реальности – возникшего по Воле Создателя «общества не-животных», но биологических (многоклеточных) организмов, развитие которых, в отличие от других  животных, подчиняется очень сложным законам существования, самоуправления и саморазвития больших (супер) систем.

На понимание этого явления пятьдесят лет назад вышел русский советский учёный Б.Ф. Поршнев, о чём приведём из него обширную цитату ниже.

<…предлагается … рабочая модель …  метаморфоза интердикции, превращения ее  из одного качества в другое, противоположное. Интердикция I: генерализованный тормоз,  т.  е.  некий единственный сигнал  (не обязательно думать,  что он  звуковой: вероятнее, что это движение  руки),  тормозящий у другой особи, вернее,  у других особей, любое иное поведение, кроме имитации этого сигнала. Интердикция  II:  некий сигнал,  специально  тормозящий  этот генерализованный  тормоз  (“интердикцию I”), вызывая имитацию на себя, т. е. провоцируя ту деятельность, которая служит тормозной доминантой для действия “интердикция I”. Однако это не может мыслиться просто как движение по кругу, как повторение начальной схемы.  Это  спираль, выход на новый уровень.  Так, правдоподобно,  что этот новый сигнал сам был  полиморфным:  звуковым, но не каким-либо отдифференцированным  звуком, а любыми издаваемыми звуками, т. е. адресованным звуком вообще.  В таком  случае  его  адресованность состояла в том, что он был действенным, только если кто-то осуществлял “интердикцию I”. Иначе говоря, мы допускаем гипотезу, что  “интердикция II” представляла собою  звукоиспускание более или менее  генерализованное по  физиологической природе  и  диффузное  с  точки  зрения лингвистической. Конечно,  выражение “любой звук” на  деле, вероятно, требовало бы ограничения, так как возможно, что те или  иные звуки,  очень  специализированные по  механизму  испускания (скажем, свист),  могли  оставаться вполне сепаратными  в отношении  данного комплекса.  С  другой  стороны,  мы  можем  предположить,  что  троглодитиды относятся к числу  тех нечеловеческих приматов,  которые  располагали бедным набором звуков; как известно, среди обезьян есть  и очень богатые различными звуками  (в том числе особенно среди низших), и  очень бедные. Мы навряд  ли ошибемся, сказав, что ближайшие предки людей принадлежали к числу последних, и даже в крайней степени.      Это диффузное  звукоиспускание,  вызывая  неодолимым (роковым)  образом имитацию,   парировало   “интердикцию  I”.  Оно  не  имело   никакого  иного биологического  назначения.  Оно  лишь  освобождало  какое-либо действие  от примитивного “нельзя” – снимало  запрещение.  Можно  сказать:  оно  запрещало запрещать что и было самым первым проблеском гоминизации животного.      Следующим  шагом  не  могло  быть ничто  иное, кроме отрицания и  этого отрицания.  Диффузный  комплекс звуков  теперь делится на два,  составляющих оппозицию  друг другу по характеру артикуляции, или  звукоиспускания. Каждый из  двух  остается внутри  в  высокой мере диффузным.  Однако дифференциация между  ними  настолько  определенна,  что один  способен  служить  тормозной доминантой и сигналом интердикции, т. е.  неким физиологическим “наоборот” в отношении  другого.  Мы  не можем  пока  знать,  обеспечена ли  эта бинарная оппозиция    физиологической   противоположностью   звуков    при   вдыхании (инспирации)  и  выдыхании  (экспирации)  или  достигнутой  несовместимостью некоторых приемов артикуляции согласных. Так или  иначе,  в  этом раздвоении “противная  сторона” обрела  средство  парализовать, затормаживать то  самое (“интердикцию  II”),  чем  на предыдущем  этапе парализовали  ее собственное тормозящее  устройство  “интердикцию  I”.  Если  угодно,  пусть  назовут это средство “интердикция  III”,  однако такой  новый термин был бы излишен, так как мы лишь раскрыли теперь генетическое содержание понятия “суггестия”. Впрочем,  в  поисках поясняющих слов  можно было бы обозначить, хотя  и неточно,  три  описанных  ступени  тремя  терминами  из  современного языка, следовательно,  несущими сейчас  существенно  иной  смысл:  I  “нельзя”,  II “можно”, III “должно”. Последнее и есть прескрипция. В этом  случае партнеру (“противнику”)  предписывается,  или  навязывается,   не   нечто   внутренне неопределенное,   каково   “звукоиспускание   вообще”,  но   нечто   имеющее определенность внутри  данного качества. Можно  расположить эти три  явления филогенетически,  как  относящиеся  к  истории  дивергенции   неоантропов  с палеоантропами. I. “Интердикция I” есть высший предел нервных взаимодействий между особями  еще  в  мире  палеоантропов.  II.  “Интердикция  интердикции” (“интердикция   II”),   т.   е.  самооборона,   есть   характерное   нервное взаимодействие  в  механизме самой  дивергенции:  взаимодействие между  Homo sapiens  и Troglodytes.  III.  “Интердикция  интердикции  интердикции”  есть перенесение отношений, характерных  для дивергенции, в мир самих неоантропов в  плоскость  взаимодействий между особями и  группами Homo sapiens.  В этом последнем случае потенциал дальнейших осложнений безграничен. По-видимому, надлежит думать, что два оппозиционных звуковых  комплекса вполне  реципрокны:  каждый  может служить  тормозной доминантой в отношении другого.  Но нет  причин думать, что в  той или обратной роли  один комплекс нейрофизиологически был закреплен лишь за одними особями, второй за другими. С  чисто биологической точки  зрения  все неоантропы могли  бы  пользоваться попеременно,   т.  е.  в  равной  мере,  обоими  противоположными  звуковыми комплексами для обеих противоположных функций. Однако, возможно, это не было так: мы  находимся  где-то  у  истоков  бинарной, или дуальной,  группировки людей, т. е. за частью их закрепляется в  активной функции один комплекс, за другой частью – второй.  Это   можно   уподобить  математическим  положительному  и отрицательному знакам  или противоположным электрическим зарядам. Сейчас нам важно  лишь  то, что  у этого закрепления нет  ни малейшей  биологической, в частности нейрофизиологической, детерминированности: детерминирован лишь сам факт оппозиции, восходящий  к  полярности  возбуждения  и торможения.  Но  в предлагаемой   схеме  мы   уже  имеем  дело   с  начатком  “языковых”,   или “культурных”,  оппозиции,  каковые  могут  быть  в  дальнейшем  сколь угодно обширными   и   множественными  без   всякого   дальнейшего   развития  этой нейрофизиологической основы. Следует  только  помнить,  что они  никогда  не могут существовать без нее…

…Если интердикция (в начальном смысле, т. е. “интердикция  I”) еще чисто органический факт, хотя является аппаратом связи организмов, то суггестия на всем пути  своего  становления  есть  противодействие  этой  связи  и  новое преодоление  этого  противодействия  и  так  далее.  В  этом  качестве   она совершенно специфична по  отношению  к собственной органической основе. Ключ ко всей истории второй  сигнальной системы, движущая сила ее прогрессирующих трансформаций перемежающиеся  реципрокные усилия воздействовать на поведение другого и противодействовать  этому воздействию. Эта пружина, развертываясь, заставляла двигаться с этапа на этап развитие второй сигнальной системы, ибо ни   на   одной  из   противоположных  друг  другу  побед  невозможно   было остановиться.

     По первому разу интердикция могла быть отброшена, как мы помним, просто избеганием  прямого  контакта  отселением,  удалением.  К   числу  первичных нейрофизиологических  механизмов  отбрасывания интердикции, судя  по  всему, следует   отнести   механизм    персеверации   (настаивания,   многократного повторения).  Он  имеет довольно древние  филогенетические корни в  аппарате центральной  нервной  системы, наблюдается  при некоторых  нейродинамических состояниях     у     всех    высших     животных ⁵⁵.      Нельзя      локализовать управление персеверацией у человека в каких-либо зонах коры головного мозга: как патологический  симптом персеверация (непроизвольное  “подражание себе”) наблюдается при поражениях верхних слоев коры разных отделов, в частности, в лобной доле. Но кажется вероятным,  что на подступах  к возникновению второй сигнальной системы  роль персеверации  могла  быть  существенней.  Инертное, самовоспроизводящееся “настаивание на своем”  могло  выгодно  послужить  как одной,  так  и  противной  стороне  в  отбрасывании  или  в   утверждении  и закреплении интердикции, следовательно,  в генезе  суггестии.  Запомним, что последняя должна  быть  понята не  просто  как повеление, но как  повеление, преодоление, преодолевающее отказ, впрочем, в противном случае оно даже и не повеление. Если же последующие исследования  и не отведут специального места персеверации  в филогенезе второй  сигнальной системы, остается уверенность, что  на  позднейших  этапах это  довольно  элементарное  нервное  устройство просыпалось  снова   и  снова,   становясь  опорой  всюду,  где  требовалось повторять,  повторять,  упорно  повторять,  в  истории сознания,  обобщения, ритуала, ритма.

     Но  отчетливое  “отбрасывание”  мы  констатируем  на  уровне  эхолалии. Правда,   и  этот   феномен   восходит   к  филогенетически  древней  основе непроизвольной имитации. Как патологический  симптом при корковых поражениях у человека она называется эхопраксией, или эхокинезией. Однако применительно к речевой  функции эта  непроизвольная подражательная двигательная  реакция, именуемая  эхолалией, напоминает игру в  теннис. Это повторение, но не своих слов,  а чужих и в генезе,  как говорилось  выше и  как доказывают  обильные факты патологии и онтогенеза, повторение команд, прескрипций, требований. На требование “отдай” субъект отвечает словом “отдай” и тем освобождает себя от необходимости  отдать.(выд. а.к.) Иными словами, эхолалическая патология напоминает нам о  той  эпохе, когда  в  суггестии  момент интердикции  через  имитацию  еще доминировал  над моментом конкретного дифференцированного  предписания,  что именно надлежит сделать. Эхолалическая реакция принимает данную определенную команду за  команду вообще, безразличную к содержанию. Однако тут акцент уже не  на   застывании  в  моторике  всего  остального,  а  на  факте  общения:  эхолалический  “ответ”  есть  все-таки  обмен словами,  хотя  и  без  обмена смыслами (выд. а.к.).   Вся  дальнейшая  спираль  развития  речевого   общения  и  будет перемежающимися   уровнями   обмена  то   обмена  тождествами,   то   обмена нетождествами.

     Если  эхолалия  это обмен  тождествами,  то  естественной  защитой  от  нее являлась  возникшая способность такой высокой фонологической дифференцировки звуков, которая  при  малейшем  отклонении,  “нарушении  правил” приводит  к фонологическому “непониманию”  к  неповторимости.  В ответ на  слово либо не последует   ничего  либо  последует  нечто  не   тождественное,   тем  самым “непонятное”,   нечто  новое   для  первого   партнера.  Вот  тут-то  уже  и завязываются  наисложнейшие  узлы  второй сигнальной  системы. Исследователь будет иметь дело  с категориями “понимание” и “непонимание” последняя из них до уровня деформированной эхолалии навряд ли может быть применена, но дальше приобретает  едва  ли  не  доминирующее  значение  как  психолингвистический феномен ⁵⁶…

     …В самом деле, даже с первого взгляда  можно  выделить противоречащие друг  другу смыслы  этого слова:  а) собака  “поняла”   команду,   если  в  точности  ее  выполнила;   здесь  нет предварительного психического понимания выполнение команды и есть понимание, т. е. стимул и реакция составляют единство; б) человек “понял” слова другого в смысле “распознал”, “расслышал”, “разобрал”; мы уже  знаем, что  в  основе этого акта лежит повторение (громкое, внутреннее или редуцированное),  т. е. идентификация  слышимой  и  произносимой цепочек  речевых звуков, повторение бессмысленное  по  своей  сущности;  этот  акт  “понимания”  в  чистом  виде альтернативен по отношению  к предыдущему: врач дает больному команду, а тот эхолалически  повторяет ее  вместо  выполнения;  в) идентификация  не звуков речи,  а  содержания (смысла),  т. е.  новое  повторение,  но  уже  “другими словами”:   выявление   инварианта,   тождественности   по   существу   двух лингвистически  явно разных высказываний. Наконец,  лишь  бегло  упомянем не касающийся нас здесь  четвертый вариант: г)  “понять”  другого подчас значит идентифицировать скрытые мотивы его команды или высказывания и в зависимости от  этого  реагировать  на  его  речь.  Все  это  не  только  разные  смыслы “понимания”,   но   и   альтернативные   друг   другу.   Сейчас   нам  важна альтернативность “б” и “в”.

     Всякое средство  отказа  понимать  (или быть  понятым)  можно  называть средствами  непонимания  (или  непонятности),  а  соответствующий  уровень эволюции уровнем непонимания (или непонятности). Хотя этот  термин  выглядит всего  лишь  негативным, так как конструируется с помощью приставки “не”, он выражает позитивный феномен: не отсутствие  понимания, а присутствие некоего обратного  пониманию  отношения  и взаимодействия  между  людьми.  Это  есть общение  посредством  дезидентификации:  посредством специального разрушения тождественности или  сходства  знаков.  Точнее  говоря,  если идентификация, отождествление  (сигнала с действием, фонемы с фонемой, названия с объектом, смысла  со  смыслом)  служит  каналом  воздействия,  то   деструкция   таких отождествлений или их запрещение служит преградой, барьером воздействию, что соответствует  отношению  недоступности,  независимости.  

Чтобы  возобновить воздействие, надо найти новый  уровень  и  новый  аппарат. Можно перечислить примерно такие этажи: 1) фонологический, 2) номинативный,  3) семантический, 4)     синтаксическо-логический,     5)     контекстуально-смысловой,     6) формально-символический (выд. а.к.)…                 

…Фонологический  этаж, он же  эхолалический преодолевался  становящимися людьми разными средствами. Так, сугубо физиологическим является факт наличия внизу коры головного мозга некоторых зон, искусственное возбуждение которых, не нарушая никаких  прочих компонентов речевой функции,  делает  невозможным как раз  повторение  чужих слов (Н.  А. Крышова).  Видимо, природа пробовала создать такую самооборону, но ведь это было просто шагом вспять. Победили же эволюционные новации. О последних многое рассказывают нам те явления афазии, которые  называются  литеральными  (буквенными)  парафазиями:  замена  фонем противоположными,  всяческие деструкции и  декомпозиции звукового  комплекса (слога, слова), в  том  числе инверсии и метатезы. Так, кстати, образовалась не  только  первичная  бинарная  оппозиция  звуков,  но  и  вся  последующая множественность  разных слов. Каждый раз это было антиэхолалией.  Каждый раз новое слово было не только отличным  и  отличимым от другого, но как  бы его опровержением, поэтому  они  уже  не могли  слиться  обратно.  Суть же  дела состояла в том, что всякий ответ  на слово таким преобразованным словом типа литеральной  парафазии  был  одновременно   и  речеподражательным  актом  и, наоборот,  актом  не  вполне речеподражательным, и  эхолалией и  неэхолалией отказом от эхолалической реакции и тем самым нейрофизиологическим прообразом ответа на вопрос или возражения на высказывание. Впрочем, только прообразом: не  забудем,  что  речь идет о стадии,  когда звукоиспускание  было  еще  не связано  со смыслами, а всего лишь  тормозило нечто или высвобождало  из-под торможения.

     Из сказанного с необходимостью надлежит сделать вывод, что сама реакция эхолалического типа прошла две разные фазы: некогда она была самообороной от чьих-либо интердиктивных сигналов, но в дальнейшем сама превратилась в канал воздействия;  видимо,  даже чисто фонологическое  “понимание”  теперь  стало вредным, или опасным, поэтому-то и пришлось изыскивать механизм, когда такое “понимание” хотя и есть (как  голосовая подражательная реакция),  но все  же его  одновременно  и  нет  (ибо  это деформированное  подражание,  наподобие передразнивания). В деталях переход от  первой фазы ко  второй неясен, но мы не рискуем ошибиться, сказав, что эхолалическая реакция стала сопровождаться какими-то  ассоциируемыми  с нею  раздражениями  и  побуждениями  в  нервной системе. Следовательно, она  тем самым эволюционировала навстречу собственно суггестии. Мы  подойдем к  этому  факту с иной стороны в следующем  разделе. Пока же отмечаем  важный виток спирали “понимание -непонимание”: появление  в акте   эхолалии  элементов   действия  “наоборот”,  т.   е.   подмена  фонем противоположными по местоположению  или  по  артикуляции  создает  очередной уровень “непонимания”, или “нетождественного обмена”. Наконец, вот еще один  механизм того же, восходящий, вероятно, к той же ранней поре  к  финалу чисто суггестивной стадии  эволюции второй сигнальной системы. Это ответ молчанием. Молчание может быть двоякого рода. Одно отвечает доречевому уровню. Это животное молчание. Другое перерыв, тормоз в речевом общении.  Такое молчание второго   рода   было  гигантским   приобретением  человечества.  Оно   тоже принадлежит к механизмам отказа от  непосредственного выполнения  суггестии, но   и   от   парирования   ее   эхолалией   или  квазиэхолалией.   Молчание генерализованное  торможение  речевой  функции:  тут  уж  нет  подобия  даже “неэквивалентного  обмена”,  ибо в обмен  не  дается  вообще ничего. Но  это “ничего” весьма весомо. Во-первых,  оно есть  пауза разграничитель  звуковых комплексов и тем  самым фактор превращения неопределенно длительных звучаний в  слова.  Во-вторых,  молчание  в  ответ  на  словесный  раздражитель  есть

промежуточное звено к ответу действием, движением, но  теперь предварительно пропущенным  сквозь  нейродинамическое   сито  дифференцирования   словесных раздражителей.  В-третьих,  ответ  молчанием  есть  первый  шаг  становления “внутреннего  мира”.  Пока  длится  молчание,  оно  составляет оболочку  для интериоризованных, внешне не проявляющихся реакций,  будь то по речевому или неречевому типу. Следовательно, молчание это ворота к мышлению.( выд. а.к.)

     Но  пока мы еще  не  вышли  из  мира суггестии. Мы  только  обозрели те барьеры,  которые  суггестия  на этапе своей  зрелости  должна преодолевать, чтобы оставаться фактором принуждения в человеческом общении. Эти барьеры ее закалка.  Суггестия  вполне   находит  себя,  когда   она   властна  не  над беззащитным, а над защищенным перечисленными  средствами, т. е. преодолевает их.

     Оставаясь  еще  в  мире  суггестии,  мы тем  самым исследуем  только  и исключительно систему материальных нейрофизиологических воздействий людей на поведение  людей.  Это  поначалу  просто своеобразное  проявление  тормозной доминанты,   ее   инверсия,   вернее,  целая  серия   инверсий   в   общении первобытнейших  людей  эпохи  их  отпочкования  от  троглодитов.  На  уровне суггестии вторая сигнальная  система не имела никакого отношения к тому, что философия  называет  сознанием,   как  и  познанием.   Но   она  не   только интериндивидуальный феномен,  ибо  все  настойчивее затрагивала  и  то,  что индивид делает в окружающей природной среде: сначала тормозила его действия, затем  уже  и требовала  какого-то действия. Да и  самые простые  тормозящие команды,  если  они   тормозят  лишь  определенное  действие,  ставят  перед побуждаемым организмом немало  задач  конкретного  осуществления: “иди сюда” или  “пошел  вон”  могут   требовать  преодоления  каких-либо   препятствий, осуществления  каких-либо предваряющих  поступков;  “отдай”,  “брось”  могут потребовать  отчленения или иных операций  с предметами. Одним словом,  если индивид  не  прибегает  к  попыткам  не  выполнить  предписываемое,  парируя суггестию, а  подчиняется ему,  то  он  оказывается  перед вопросом: как его выполнить?   Следовательно,    чем   более   суггестия   расчленяется,   тем многообразнее и тоньше операционные задачи, возникающие перед человеком.

     Мы   помним,  что  суггестия   по   своему   физиологическому  генезису противостоит  и противоречит  первой сигнальной системе, а именно  тому, что подсказывает и диктует организму его собственная сенсорная  сфера. Теперь, с развитием суггестии, вся задняя  надобласть коры мозга, включающая височную, теменную и затылочную  области,  должна  приспосабливаться, пристраиваться к необходимости  находить  во  внешней  среде  пути к выполнению заданий.  Это требовало   развития   корковых   анализаторов,   развития   перцептивной  и ассоциативной систем особого, нового качества. Функции и  органы  гнозиса  и праксиса  приобрели  у  нас   человеческую  специфику   вместе  с  развитием суггестии.      Таким  образом, не тот “труд” каждого по отдельности, на который делает упор  индивидуалистическая концепция  антропогенеза,  усовершенствовал  мозг Homo sapiens, не  та “деятельность” каждого одиночки  перед лицом природы, а выполнение  императивного задания, т. е. специфическое общение  (суггестия). 

Другое  дело, что  тем самым суггестия несет в  себе противоречие:  зачинает согласование  двух сигнальных  систем,  из  противопоставления  которых  она изошла.   Это   противоречие   окажется   продуктивным:   оно   приведет   к контрсуггестии. Однако это произойдет на более позднем этапе эволюции. Здесь остается внести одно разъяснение к сказанному в настоящем разделе о суггестии.  Могло создаться впечатление, что ранние неоантропы состояли из внушающих  (суггесторов) и внушаемых  (суггестентов); вторые то поддавались, то  пытались  противиться,  то  снова  поддавались  воздействующему  влиянию (инфлюации) первых. Однако я просто  рассматривал  явление и  его осложнения сами  по себе, отвлекаясь от вопроса, кто именно состоял в данном отношении, т. е. всегда ли та же роль исполнялась той же особью. Теперь, дабы выпятить, что это была  абстракция и  в  противовес возможному недоразумению, повторим противоположную  модель:  каждая особь  играла то  одну роль, то обратную  и нимало  не срасталась  с ними. Но видимо, обе  модели неистинны,  во  всяком случае есть еще одна, гораздо более интересная для исследователя. Мы все время оперировали двумя партнерами, вернее, двумя сторонами (ибо каждый  “партнер” мог  быть и  множественным).  Представим себе  теперь, что перед нами три действующих  лица,  т. е. три соучаствующих стороны.  В таком случае инициатором или соучастником всякой “непонятности”, всякого “барьера” может быть и сам суггестор,  если он не  намерен воздействовать на поведение некоторых реципиентов, именно тех,  которые владеют “кодом”  самозащиты, или же, напротив, намерен воздействовать только на них, минуя остальных. Кстати, мы  тем  самым  возвращаем слову “код”  его  настоящее значение,  утраченное современной  кибернетикой:  “код”  может быть  только  укрытием  чего-то  от кого-то,  т.  е.  необходимо  подразумевает  трех соучастников  кодирующего, декодирующего и акодирующего (не владеющего кодом). В противном случае связь первых  двух  звеньев столь же  бессмысленно  величать “кодом”, как величают “запоминающим устройством” депо или склад чего-либо.

     Итак,  метаморфозы  суггестии,  намеченные выше, вполне  согласуются  с такой антропогенетической канвой: три соучастника это  три градации, которые мы  выше   наметили  в  неустойчивом  переходном  мире  ранних  (ископаемых) неоантропов,  а  именно:  1)  еще  весьма  близкие к  палеоантропам,  т.  е. полунеандерталоидный  тип, 2) средний тип, 3) наиболее продвинутые в сторону сапиентации. Все вместе они, или по крайней мере второй и третий тип, стояли в   биологическом  противоречии,   каковому  противоречию   и  соответствует первоначальная завязь  суггестии. Она достигает все большей зрелости  внутри этого мира ранних неоантропов, причем наиболее элементарные формы  суггестии действительны по отношению  к более примитивному  типу,  а  более сапиентные варианты    неоантропов  избегают воздействия  суггестии  благодаря вырабатывающимся  предохранительным  ограждениям.   Чем  более   усложненный вариант суггестии  мы рассматриваем,  тем более он  отвечает  отношениям уже между   сапиентными   формами,   становясь   “непонятным”   для   отставших. Естественный отбор весьма  энергично  закреплял формирование соответствующих устройств  (эхолалических,  парафазических  и  др.)  в  мозге неоантропов  и размывал  средний тип; все дальше в стороне  от эволюции суггестии оставался неандерталоидный  тип.   Полная  зрелость   суггестии  отвечает   завершению дивергенции.   Но  к   этому  времени   среди   самих   Homo   sapiens   уже распространилось взаимное  обособление  общностей по принципу  “кодирования” своей  общности от  чужих побуждений,  т.  е.  самозащиты  “непониманием” от повелений, действительных лишь среди соседей… ( выд. а.к.)> ².

Таким образом, то, что наблюдается в последнее время в межрегиональных планетарных отношениях – «Запад-Россия-Восток» вполне умещается в палеопсихологическую и одновременно семантическую формулу Б.Ф. Поршнева, согласно которой, в общении двух групп неоантропов побеждают не те, кто пользуется теми же самыми словами-понятиями и словосочетаниями, пытаясь переубедить (а по сути пере-дразнить ими) «оппонента», которые, в свою очередь, изначально произнесены группой людей, затеявших этот повелевающий диалог, а те, кто предложил не только новые смыслы произносимых слов, но и неизвестные другой стороне слова-символы, перемежающиеся с молчанием-умолчанием, где, как известно, властно действует принцип дополнительности информации. 

Как без-спорно, научными средствами, доказал Б.Ф. Поршнев, любой «эхолалический  ответ», пытающийся «за-просто», «как ломом разбить» наводимую оппонентом интердикцию запретов (а равно – разрешений и предписаний)  есть  все-таки  обмен теми же словами – то есть без обмена смыслами, так как смысл уже предопределён тем, кто первый произнёс это с-лово ³.

«Древний» Китай как и не менее «древняя» Россия, благодаря своей не очень умной элите, практически весь XX и начало XXI в. «живут» в культурной парадигме Запада, так как пользуются его  лексикой, терминологией и смыслами, навязанными им западной (атлантической) культурой, главным образом, через идеологию марксизма, явившуюся, в своё время, логическим продолжением буржуазно-либеральной политэкономии и либеральной антропологии, которая, в свою очередь, стала фундаментальной основой как ленинизма-сталинизма, так и маоизма, что, в конце-концов, привело к идеологической капитуляции и принятию «правил глобальной игры» «западного капитализма» ⁴. Вслед за идеологической капитуляцией, последовала и глобально-политическая капитуляция в пользу евроамериканского конгломерата, которым манипулирует НГП – он же мировой суггестивный центр (МСЦ), он же – единый концептуальный центр (ЕКЦ=МКЦ ⁵+ДЕКЦ ⁶) людоедского жизнестроя, который, пользуясь последствиями капитуляции СССР в «холодной войне», стремится раз-пространить на все регионы планетарной цивилизации. Это, в свою очередь, и оказалось худшим вариантом материализации пророчества ИВС по поводу того, что «без теории нам смерть!» (1952 г.) ⁷. В том же – 1952 г. ВКП(б) была переименована в КПСС ⁸. По меткому выражению ВП СССР аббревиатура КПСС раз-шифровывалась как «капитулянтсткая партия самоликвидаторов социализма», под которыми подразумевались последыши «демона революции». Однако, ВП СССР на тот момент оглашения не смог объяснить «феномен» (по сути умолчал) изменения названия партии по воле самого ИВС, совершённого руками Никиты Хрущёва ⁹, которому на том же съезде была передана «вечевая грамота» ¹⁰ члена Президиума ЦК КПСС – то есть был открыт путь «наверх». При этом, ИВС, со всей своей прозорливостью, не мог не догадываться о том, что хитрый и сверх изворотливый «шахтёр» с неполными тремя классами деревенской ЦПШ обведёт вокруг пальца остальных членов «бюро президиума» (Берия, Маленкова и Булганина), оказавшись на самой верхушке партийно-государственной власти. И о его патологической склонности к предательству он также догадывался, предполагая это фразой, записанной С.Алиллуеевой, в своих мемуарах об отце про «ветер истории», который развеет кучи мусора на его могиле. Также ему было ведомо о троцкистских наклонностях его психики. В общем, не так всё трафаретно просто в партийной истории СССР, как это было написано в «Иудином грехе XX съезда» ¹¹: барствовали, предали, распилили-поделили, «животный тип психики» и т.п. Проблема оказалась намного глубже и, так сказать, фундаментальнее, и лежала она  намного глубже «православных объяснялок» – в области палеопсихологии вида «человек разумный».

При этом у России был шанс «выпрыгнуть» из этой смысловой ловушки с помощью замены смыслов, после прибавления к словосочетанию «российская коммунистическая партия» слова «большевиков», совсем неизвестных атлантической культуре, а, затем, «незаметное» ещё одно – незнакомое и на тот момент не понятное вообще для всех, кроме самого Сталина, смысловое преобразование – замена понятного Западу «российская» (аналог «российской империи», с которой они так успешно разделались!), на «всесоюзная» – то есть «союз союзов» – иерархически высочайший смысл, позднее раскрытый в ДОТУ как «многорегиональный блок», который неизбежно восстанавливает глобальное управление по Божеско-человеческому замыслу жизнестроя!

В результате – высший орган управления Расой-Русью-Россией – ВКП(б) ¹² был закодирован от врагов (внешних и внутренних) таким образом, что начинался словом «всесоюзная», дальше следовала «их» смысловая заставка – коммунистическая партия, которая закрывалась-обнулялась словом «большевиков» – чисто русским термином. Это стало той неприступной контрсуггестивной «скалой», о которую разбивались все агрессивные потуги объединённого Запада в первой половине XX в. Вот таким образом «Бог помогал большевикам»! Это позволило большевикам построить «мировую систему социализма» и заполучить ту же «ядерную дубинку», которой грозил СССР Г.Трумэн. После «обратного» переименования на съезде партии в 1952 г. «Защита Свыше» была снята, ввиду контрсуггестивной смысловой капитуляции. Как и почему это произошло – серьёзная загадка для историков и биографов ИВС ¹³. Но именно с этого съезда пошёл «обратный отсчёт» жизни СССР – с этого момента времени у власти реально появляется Хрущёв, отодвигая «старую сталинскую гвардию» и исподволь готовя разоблачение «культа личности», которое «сдетонировав», разрушило весь «социалистический лагерь», раньше прочих отколов «красный Китай», который затем был «подобран» Вошьингтоном, который используя «новую» смысловую суггестию о «сугубо национальном», уникальном пути любого социализма (в умолчаниях и национал-социалистического тоже), который «просто должен обязательно» пройти рыночно-экономическую модернизацию, ловко рассорил две «великие державы»-победительницы во Второй мировой войне. Дальше всё известно…

Успех такого рода «развода» был предопределён ещё раньше – историей самой Компартии Китая. КПК, вначале, была «клоном» Коминтерна (но, в отличие от СССР, в ней никогда не было большевистской фракции – большевиком, по методам руководства, там, можно было бы назвать, с «большим натягом», лишь Мао Цзэдуна ¹⁴), а, затем, и мировой системы социализма стала КНР, которая была образована-провозглашена в последний год действия защитного кода «ВКП(б)», что предопределило полную победу КПК над Гоминьданом и то будущее, которое сейчас получил Народный Китай. НО…Коммунистическая партия Китая, созданная в 1921 г., несмотря на все усилия Мао Цзедуна, так и не «вывернулась» из идеологической парадигмы «западного» марксизма и «нашла» «своего Хрущёва» в лице Дэн Сяопина ¹⁵, который так же неумолимо, как и его «предтеча», повёл КНР по пути рыночной госкапитализации, идеологически, не преодолев тот барьер, о котором писал ИВС в «Экономических проблемах социализма».

Из сказанного выше следует, что глубина идентификации элементной базы построенного после ВОВ «мира социализма», включая и сам СССР была, прежде всего по «дипластическим причинам», недостаточной для вписания регионов атлантического конгломерата, которое не удалось, по указанным нейрофизиологическим и семантическим причинам (отсутствие Со-Вести, и Раз-личения, как массового явления в жизни неоантропов стран «идущих по пути строительства социализма»), которые сделали недоступной для меры понимания неоантропов Замысла Справедливого Жизнестроя, и способов его семантической защиты от противоборствующей стороны.

2. Дипластия как она есть 

История развития человеческой речи, мышления, способности к рассуждениям и умозаключениям имеет несколько эволюционных этапов, которые все страны и народы проходят по-разному, в зависимости от молодости, зрелости, или генетико-культурной древности создавших их этносов. При этом, напомним, что пост-неандертальцы – ранние неоантропы – они же «кро-маньонцы», судя по результатам прошедшей «двадцатилетки» тысяч лет реконструированной истории нашего вида, прошли в этом качестве, наиболее долгий путь от воспринятого, от своих «пращуров» – неандертальцев, канннибализма, до способности «производить» теории управления планетарного сообществом неоантропов. Идя по этому пути, они первыми в истории общества генетически разновозрастных «неоантропов» встали на путь речевого повелевания (суггестии), что сделало их по факту такого навыка повелителями входящих в историю планеты более «поздних неоантропов», мутировавших дальше от своей первичной – пещерной формы. 

Такое господство, как мы уже писали, основывалось на религиозно-мистических ужасах, ввиду чего первые планетарные правители были жрецами людоедских и полу-людоедских культов, применение которых в планетарном масштабе, вместе с созданной под их руководством материальной культурой (атлантизмом)  было «смыто» по воле Создателя, после чего началось строительство нового управления-самоуправления планетарным сообществом «поздних неоантропов» на основе «роста» их разумности и само-узнавания своего места на планете Земля. Однако, в силу генетической неравномерности мутаций и, по мере создания большего или меньшего разнообразия гаплогрупп в различных частях Евразии, а, на их основе, народностей, «разбросанные» Потопом по Восточному полушарию остатки жреческой иерархии прежней (условно – атлантической) цивилизации вновь стали «сползаться», образовывая тандемы и политандемы мистификаторов-паразитов, принявшихся вновь «за прежнее» ремесло, но теперь, уже с учётом хорошо памятной им космической катастрофы, предшествовавшей планетарной – экологической. Так возник «феномен» «шумерского возрождения», породившего  МКЦ ¹⁶, который, по всей видимости «клонировал» ДЕКЦ ¹⁷. История их борьбы, «единства и противоположности» неплохо описана в предыдущих записках и не нуждается в пересказе.

Вместе с тем, не совсем про-ясненным остался вопрос «психотехнологий» восстановления прежнего господства «кроманьонских паразитов (людоедов)», при том, что «новые неоантропы», естественно, «поумнели» без «опеки старших товарищей», то есть сами научились неплохо разговаривать-общаться, строя внутриобщинные отношения на основе «коллективизма и взаимопомощи». Этот предмет палео (древнейшей) психологии биологически сравнительно недавно появившихся «гомо сапиенс» впервые рассмотрел и научными средствами объяснил Б.Ф. Поршнев, который, по выражению его современником был «тожематериалистом», но совсем непохожим на вульгарных (буржуазных и «марксистких») дарвинистов, хорошо «державшим удар» церковных критиков вульгарного дарвинизма XIX в. (Фогт, Молешотт). Причиной интереса историка Б.Ф. Поршнева к психологии вида «гомо сапиенс», в частности, к палеопсихологии – периоду эволюции, когда ещё только зарождалась речь и мышление, как «массовое явление» в среде не покрытых шерстью «большелобых» потомков неандертальцев, стала попытка найти причинно-следственные связи «взрывного» развития нового не животного вида, вышедшего из биосферы планеты Земля, но оказавшегося без-защитным перед различными формами речевого воздействия на него, что, на его взгляд, и стало причиной возникновения антагонистических формаций в человеческом обществе, со всеми присущими ему пороками. Посвятив этому заключительную часть своего фундаментального труда он по-простому, но гениально (что свойственно русским людям) не только обобщил разрозненные научные данные о человеке воедино, но и сделал смелые для своего времени, далеко идущие выводы о возможных катастрофических «вызовах», достигшего больших высот в материальном производстве, человечества, как планетарного сообщества «гомо сапиенс»^,ов с разной историей и пред историей.

Основной проблемой раннеисторических людей, которая в скрытом виде сохранилась, по его мнению и в XX в. стало явление культового поклонения абсурду и не желание его преодолевать ¹⁸. Зная об истории глобализации чуть больше, чем уважаемый Б.Ф. Поршнев, добавим, что это стало основами жизни современного общества именно  «стараниями кроманьонцев-паразитов», их генетических и духовных наследников разработавших основы и в совершенстве овладевших методикой «абсурдизации» ранне-человеческого сознания. Применённый ими метод нейро-лингвистического управления Б.Ф. Поршнев назвал дипластией  распространив его значение из области узко-психологических прикладных исследований на раннюю и последующую историю всех «гомо сапиенс». Эта методика досталась им по-наследству от психо-мозговой деятельности поздних «не говорящих» троглодитид, как попытка осмысления происходящих вокруг событий и окружавших их предметов (вещей). Обратимся к Б.Ф. Поршневу. 

<…Ориньякские <пещерные рисунки> поразительно реалистические (по безупречности  анатомии и динамики) изображения животных  были “двойниками”, “портретами”, а не обобщениями: “двойниками” неких индивидуальных особей.  В плоскости  эволюции мышления мы  назвали  это дипластией; здесь два явления, явно  различные,  несовместимые,  исключающие  друг  друга, в  то  же  время отождествлены. …  На  языке  логики  имя  этой операции абсурд. Создание изобразительных двойников было созданием  устойчивых нелепостей, или абсурдов,  типа “то же, но  не  то  же”  и  тем  самым  выходом на  уровень,  немыслимый  в  нервной деятельности  любого  животного.  Последующая  история  ума  была  медленной эволюцией   средств   разъединения  элементов,   составляющих   абсурд,  или дипластию. Этому противоречивому объединению в  одно и то же изобразительной копии и  живого оригинала,  надлежит думать, отвечала какая-то эмотивная  реакция. Она-то  и  “склеивала”  несоединимое:  эту  эмотивную  реакцию,  вернее, ее выражение  можно  было  вызвать  у  других   подражанием,  но  она  находила подкрепление  и  могла  быть  стойкой,  только  если  отвечала наличию  двух противоречащих  друг  другу  раздражителей;  данное выражение  эмоции  своей определенностью,  фиксированностью превращало их в  тождество,  т.  е. в  их одинаковость по  отношению  к  этому  выражению  эмоции,  однако только  при условии, что они  не только не  одинаковы между собой, но противостоят друг другу. Такая эмоция свидетельствовала об  абсурде и нуждалась в нем.  Следом этого остается факт, выраженный в так называемом законе А. Элькоста:  всякое человеческое  чувство  в  норме  амбивалентно  (внутренне противоречиво) ⁹⁶…

     Вспомним еще раз, что  ультрапарадоксальное состояние  в высшей нервной деятельности  животных  порождается   столкновением,   т.  е.  одновременным наличием двух  раздражений,  противоположных  друг  другу  по  своему знаку, возбуждающего  какую-то   деятельность  и   тормозящего  ее,  следовательно, дифференцируемых. В этом “трудном состоянии” нервная система животного  дает неадекватную  или  “срывную”   реакцию,   а  именно   реагирует   не  данной деятельностью,  а той,  которая являлась ее скрытой тормозной доминантой  ее подавленной  “антидеятельностью”. У  животных это растормаживание  последней (“неадекватный”,  “смещенный” рефлекс) не может стать стабильным, у человека оно фиксируется  благодаря имитатогенности выражения эмоций в мимике и жесте (эхопраксия) и особенно  благодаря имитатогенности речи (явная  или  скрытая эхолалия). Тем самым происходит инверсия: у  человека тормозная доминанта не находится, как правило, в подавленном состоянии, а общением людей вызывается наружу,  т.  е.  удерживается  в  мире  действий.  Следовательно, адекватные первосигнальные   рефлексы  подавляются.   Последние   лишь   в   ходе  всей человеческой   истории   посредством   трансформации   общения  (преодоление суггестии контрсуггестией) и тем  самым деятельности пробиваются в известной мере к примирению со второй  сигнальной системой. Но в глубине истории царит операция    образования   дипластий,    фундаментально    несовместимая с нейрофизиологическими  операциями   в  рамках   первой  сигнальной  системы…

Дипластия    воспроизводит   как   раз   то   одновременное   наличие   двух противоположных друг другу раздражений, которое  “срывает” нормальную высшую

нервную деятельность у животных. Универсальная  операция, с  одной стороны, высшей нервной деятельности животных, с другой формальной логики человека дихотомия,  т.  е. деление  на “то” и “не то”,  иначе,  на  “да”  и “нет”.  Однако в эволюции <речи и мышления> между  тем и другим,  несмотря  на  все  их сходство,  лежит уровень операций, которые не являются дихотомией и обратны ей: дипластия. Принцип последней тоже бинарный (двоичный), но это не бинарные деления,  а бинарные сочетания. Необходимость предположить   такой   средний   уровень   станет   ясной   и  кибернетикам, конструирующим  машины  на  двоичном  принципе,   если  они  вспомнят,   что формальная логика делит надвое не объекты, а истинные и неистинные суждения, каковые  могут  быть  неистинными  только  потому,  что  представляют  собою сочетание, связывание  двух  различаемых  элементов (что  касается  “ошибок” животного,  то  выше  уже   отмечалось,   что   это  нарушение  им  замысла экспериментатора, биологически же животное  всегда  право;  так, в  ситуации “проб и ошибок” “ошибки” вовсе не ошибочны, они целесообразны)…

     …Преодоление  дипластий можно определить так же,  как дезабсурдизацию абсурда ⁹⁷.  Я  не нашел  слова “абсурд”  ни в  одной энциклопедии, в том числе философской.  … В переводе “абсурд”<это> “невнятность”,  т. е. всего лишь  неразборчивость, непонятность. В обычном толковании бессмысленность, нелепость, что в свою  очередь требовало бы  объяснения.  Обычно абсурд  выступает  просто  как  невыполнение условий логики  ⁹⁸.

Но что, если  перевернуть: логика это невыполнение  условий  абсурда?  Такая инверсия  не  будет  забавой ума  и  тавтологией, если  даст  более  широкое обобщение. Так оно и есть. Как условия абсурда можно было бы сформулировать противоположности трем основным   законам  логики:   

1)   обязательность  многозначности   (минимум двусмысленности) терминов,  т.  е. А No А, 

2) обязательность противоречия, 

3) вместо   “или-или”  “и-и”.   

В   таком  случае  всякую  логичность   следует рассматривать  как  нарушение  этих  правил.  Далее,  есть  возможность  эти формулировки законов абсурда свести  к одной позитивной. А именно,  формулой абсурда может служить АєВ. Употребив две разные буквы  А и  В, мы показали, что  оба  элемента  различны,  но,  соединив   их  знаком  тождества,  тремя черточками, мы  показали, что они тождественны. …  К данной внутренней структуре дипластии нужно  добавить  указание  на ее  внешнее положение: она тем  чище,  чем она изолированнее, т. е. не входит в цепь других подобных.

     Оба элемента  пары,  по определению,  должны быть столь же несовместимы друг с другом, как нейрофизиологические явления возбуждения и торможения. Но это  значит  лишь,  что  и  в  самом  тесном  слиянии  они  не  смешиваются. Собственно, к физиологическому антагонизму возбуждения и торможения восходит всякое явление функциональной оппозиции в человеческой психике, включая речь (фонологическая  и синтаксическая  оппозиция).  Но это  не  значит,  как уже говорилось, что человек в дипластии может сливать возбуждение и  торможение, он может сливать  в дипластии два раздражителя  противоположного  знака. Эта спайка  явление  особого  рода:  в   глубоком  прошлом  бессмыслица  внушала священный  трепет или  экстаз, с  развитием  же самой речи, как  и мышления, бессмысленное провоцирует  усилия осмысления. ( выд. а.к.)  По афоризму  Н.  И.  Жинкина, “речь есть не что иное, как осмысление бессмысленного”. Дипластия  под углом зрения  физиологических  процессов  это эмоция,  под углом зрения логики это абсурд…

       …Конкретные дипластии могут быть бесконечно разнообразными, но существенно только то, что это дипластия.

     Но эти два элемента  вовсе  и  не  представляют  какой-либо  смысловой  ассоциации:  их соединение  и  одновременное  различение семантически  достаточно случайно и несуразно. Примерами могут служить и многие поэтические метафоры. Как видим, применение  логического понятия “абсурд” к дипластиям есть забегание вперед: поначалу  дипластия   вообще  вне  семантики,   является  до-смысловой.  Она оказывается  абсурдом только у порога того  времени, которое зачинает в себе смысл: значение и понятие.

     Для  этого дипластия должна слепиться с другой.  Ведь возможна  встреча двух  дипластий,   у  которых  один  из  двух  элементов  общий.  Образуется трехэлементная цепочка. Ее можно изобразить так же, как треугольник. Назовем ее трипластией.

     Как  мы помним, в дипластии, как таковой, нельзя определить,  какой  из двух элементов является “знаком”,  какой “обозначаемым”: они  взаимно играют эти роли. 

     Иное дело в трипластии, где по отношению к  одному элементу, общему для двух  слипшихся  дипластий,  два других  элемента  оказываются  в  отношении произвольной  взаимозаменимости  или  эквивалентности.  Тут уж не  смешаешь: именно они  и  являются “знаками” этого первого  элемента, ибо они  различны между собой, и это свидетельствует, что субстанция каждого из них совершенно безразлична к субстанции  первого,  ничем с нею  не связана,  а  ведь именно такая “немотивированность” и существенна для определения “знака”.

     Трипластия возможна в двух вариантах, … в виде  двух  треугольников.  В первом  треугольнике  некая  “вещь” (объект)  а  имеет два  разных  “знака”  в и  с,  которые  по отношению  к а взаимозаменимы.   Можно  сказать,  что   по  отношению  друг  к   другу  они синонимичны. Во втором случае “слово” могло бы быть названо омонимом, но это неправомерно, ибо на самом деле здесь роль “знаков” играют две “вещи” в и с, взаимозаменимые по  отношению к  одному  “слову”  а. Взаимозаменимость  двух “слов”  образует основу “значения”: последнее,  как уже  говорилось, есть их инвариант, т. е. то, что остается неизменным при их обмене,  переводе, иными словами, при аннигиляции  их различий; этот  неразменный остаток  как раз  и есть нечто, стоящее между “знаком” и “денотатом”  (обозначаемым объектом), и над  природой  чего  ныне  работают лингвисты,  семиотики  и  логики. В.  А. Звегинцев  прав,  догадываясь, что  разгадка  “значения”  таится  в  явлении Синонимии¹⁰⁰,    но,    очевидно,    надо преодолеть   традиционное  связывание   этого   важного  понятия  только   с лексикологическим  уровнем:  в широком смысле  синонимами можно  назвать  не только два слова, но и любые две группы или системы  слов.  Каждому  слову и каждому   предложению  в  нашей  современной   речи   может  быть   подобран лингвистический  эквивалент  будь  то  слово,  фраза,   обширный  текст  или паралингвистический  знак,  и  мы  получим два (или более) синонима, которые объясняют друг друга, т. е. которые имеют общее значение.  Что  же  касается взаимозаменимости  двух “вещей”, то она образует основу “понятия”. Если  две разные вещи обмениваемы друг на друга  по отношению к некоему слову, значит, это есть  отвлечение  и  обобщение  в  данном слове  их  инварианта  или  их контакта.  Разумеется, сказанное  далеко  не  охватывает  огромной  проблемы образования понятий. Но,  думается,  заслуживает внимания то,  что все общие понятия состоят из простейших  зерен двоек,  составляющих минимум обобщения.

То же относится и к значениям…

     Категория значения еще не  вполне  переводит нас  из мира суггестии в мир  познания. Однако вместе с нею уже появляются некоторые из тех  трудностей, которые  познание будет преодолевать. А  именно значение осуществляет выделение денотатов из безграничной взаимосвязанности  вещей, и тем самым оно обособляет  и изолирует  “явления”  (предметы, факты, события, элементы окружающего  мира).  В  этом  мире,  где “все связано со всем”,  ум вычленяет  и  конструирует  единицы  денотаты…  

В  дальнейшем  развитие  мышления  и  логики  будет неустанно    преодолевать   рассечение    мира    эквивалентными,    т.   е. взаимозаменимыми  знаками  на  разные  изоляты:  оно  будет  находить  связи рассеченных явлений каузальные  и  структурные… 

     Трипластия первый шаг  на  пути к мышлению, следовательно, и первый шаг контрсуггестии,   который  приведет   в  дальнейшем   к  превращению  второй сигнальной    системы   из    механизма   интериндивидуального   влияния   в отражательный,  познавательный, информативный механизм. Следующий шаг  можно представить  как  соединение  двух  трипластий  и образование  тетрапластии… Это более глубокий вход из сублогики в логику:  налицо  ряд  знаков (а, в)  и  ряд обозначаемых  предметов  (с, d), связанных через значения и элементарные понятия.

          Рассмотрим ближе, что при этих преобразованиях  происходит с внутренней природой дипластии: как дипластия расслаивается, “растаскивается”. Это можно называть  генетической логикой (хотя  данное выражение употреблялось другими авторами в других смыслах).

  Дипластия это такая  операция, где между двумя предметами или  представлениями  налицо  1) очевидное различие или независимое бытие и 2) сходство или слияние; если нет и того и другого хоть в какой-то степени отождествление невозможно.

     В тетрапластии налицо двоякого рода  дипластии: соединяющие два знака и соединяющие  каждый  знак  с  денотатом  (может быть третий  род  соединение значения с понятием). Их отличают некоторые особенности, однако здесь важнее подчеркнуть, что, и  то, и  другое, вполне  отвечает  понятию  дипластии, т. е. наличию как тождества, так и различия, как сцепления, так и обособления.

     Если отложить на отрезке прямой линии все возможные пропорции сочетания этих   двух   признаков   дипластии,  то  по  краям  отрезка  окажутся   две экстремальные  противоположные формы:  на одном конце  такая, где тождество, сцепление минимально, т. е.  едва .выражено  и  почти отсутствует; на другом конце такая, где,  наоборот,  едва  выражено  и  почти отсутствует различие, обособление. Еще одно небольшое движение в ту и другую сторону за предельные точки отрезка, и мы оказываемся уже в двух сферах интеллектуально-логических действий, хотя бы ранних.

     Отсюда  следует,  что  сама   поляризация  дипластий   и   образование, экстремальных форм есть тенденция к  дезабсурдизации. В самом деле, если оба члена дипластии все более разобщаются, они  в пределе перестают  быть просто различными, но становятся  контрастными,  т. е.  антитезой  или  антонимией, иными  словами,  определяются  только  абсолютным  противопоставлением  друг другу; дипластия становится абсурдом, абсурд требует логики. Это “бракованная” дипластия. 

Обратный  “брак”,  возможность  которого  таится в дипластии, это возрастание   сходства  или  взаимной  причастности  между   обоими  членами дипластии. Последнее возможно в трех случаях:

     а)  если  это  слова,  то  ассоциация  их  по  звуковой   форме,  очень характерная для раннего детского возраста и,  возможно, для  раннего времени предыстории,  создает  абсурдные  сочетания  денотатов  (и  лишь  стихи  или пословицы умеют прибавлять к рифмам осмысляющие их строки); 

б) если это знак и денотат, их “созвучие”,  как  говорилось выше, лишает  знак  его основного свойства; 

в)  если это  две  вещи, то  любая их ассоциация, будь  то  по сходству (симильная) или по причастности (парциальная), а  последняя по  причастности последовательной во времени (сукцессивная)  или вневременной,  одновременной (симультанная),  так   или  иначе  угрожает  коренному  принципу  дипластии: объединение двух элементов теперь не чуждо их натуре; но  и оно в виде магии становится абсурдным, а абсурд опять-таки требует логики ¹⁹.

     

     …на том полюсе начертанного нами выше отрезка, на том  полюсе абсурда   и  дезабсурдизации,   где   царит  оперирование   неотличимыми   и неотчленимыми  друг от  друга  элементами,  неотчленимость  осмысливается  и интерпретируется  интеллектом   как   категория   целого.   Несовместимость, абсурдность “неотчленимых членов”, “неэлементарных  элементов”  дает генезис понятиям  целое  и  части. Они  сочетаются рационально и продуктивно. Отсюда ведут свое начало идеи конструкции, композиции, структуры.  Отсюда  же  идея дроби…  

     …Таковы контуры генетической логики.  Как мы видели, это  был переход  к логике, понятиям, счету, категориям  от сублогики дипластий, а вместе с  тем от чисто суггестивной  функции,  которую вторая сигнальная  система играла в начале человеческой  истории, к функции отражения предметной среды. Пружиной было   развитие  контрсуггестии   в   ходе  истории¹⁰⁵,  что  выражало  становление новых отношений между людьми. Это не значит, что дипластия принадлежит исчезнувшему прошлому. Прошлое живет. Не видно, чтобы люди  склонны  были  отказаться от ее чар, лежащих во всем, что священно  и  таинственно,  что  празднично и ребячливо.  Растущий строгий ум туго и многообразно переплетен в  цивилизациях мира с  доверчивым бездумьем и с причудливыми фантазиями.

     Даже сам наш  язык,  пока  он таков,  как есть,  не позволяет,  скажем, достигнуть абсолютной  синонимии  или антонимии (в самом  широком, не только лексическом смысле); неизбежно есть хоть  ничтожный осадок необъясненности и непонятности незримое семя дипластии. Для связывания двух и более слов разум требует основания в связи  вещей, обозначаемых словами,  остальные сочетания слов запрещаются. Но  на всем протяжении истории “выворачивания вывернутого” оставалась  и   остается   огромная  сфера  этой   фантазии,  в  том   числе полуреальности-полувымысла. Ее  столкновения  с  реальностью  снова и  снова толкают людей на один из двух путей:

     1) на попытки “пригнать” действительность, изменить по возможности вещи в  соответствии  с фантазией (относительно  свободной  комбинаторикой  слов, представлений);

     2)  на необходимость “пригнать” саму  фантазию еще  более ограничить ее точным отражением вещей. Это две стороны истории культуры.

        Потекут  столетия и тысячелетия  развития человеческого  ума. Одним  из сопутствующих  проявлений этого  процесса станет постепенное уменьшение роли”формул” в  мышлении и  поведении индивидов. Чем глубже в прошлое, тем более мы видим человека  запеленутым в  речевые и образные штампы  и трафареты,  в формулы  оценок  и поведения, в  формулы  житейской мудрости,  практического рассудка, верований.  Он  разгружен от необходимости думать: почти на всякий случай  жизни, почти на всякий  вопрос есть  изречение,  пословица,  цитата, стих,  пропись,  обобщенный  художественный   образ.  Каждая  такая  формула применима  ко  многим  конкретным  значениям.  Надо  только уметь  вспомнить подходящую. Но ведь тем самым  можно и выбирать среди них!  Можно сталкивать одну формулу с другой  и тем расшатывать их непререкаемость. Так развивается пользование “своим умом”.

     Однако  шел в истории и обратный процесс:  открытие иных, непререкаемых формул,  преимущественно математических.  Если  не говорить  об  античной  и средневековой  истории математики, она как целое  возникает  в XVII веке и с тех   пор  неукоснительно  крепнет   и   расширяет  свою   империю.  В  мире математических  формул  отношения   между   чисто   человеческими  символами (буквами) и реальными вещами или процессами снова перевернуты, т. е.  вторые становятся в  известном  смысле “знаками”, ибо  всякая  формула предполагает возможность  подстановки разных численных значений,  репрезентирующих  вещи.

При  этом   математическая  формула  годится  и  не   для   многих,   а  для неограниченного  множества  значений.  Остановит   ли   что-либо   экспансию математики? Эта могучая волна  может разбиться только  об  один  утес:  если будет   научно  доказана  однократность   объекта  познания,   в   частности человеческой  истории.  Это  знаменовало  бы  следующий,  еще  более высокий уровень разума…> ²⁰. 

Научное наследие Б.Ф. Поршнева так и не было востребовано при его жизни, благодаря господству в советской науке марксистских дипластий (абсурда, прежде всего в «советской экономической науке», которая стояла «обеими ногами» на дарвинистской антропологии и постулата Энгельса «о роли труда в происхождении человека» ²¹) и прогрессирующей умственно-речевой деградации научной элиты СССР, которая уже с середины 1970-х гг. начала склоняться к идеологической капитуляции перед западной либеральной парадигмой, основанной на заимствовании западного понятийного аппарата и непереводимых научных жаргонизмов, усиленно внедряемых, прежде всего, в образовании, воспитании и подготовке кадров государственного управления. 

«Заглотив» словесно-понятийные «наживки» западной идеологии, что называется, с «пшённой кашей студенческих столовых», новая генерация советской элиты «повелась» на подкинутую ей разрушительную дипластию «перестройка и ускорение» ²², породившую ещё более «крутую» дипластию: «больше демократии (по-западному – больше прав союзным республикам!) – больше социализма», что стало смертельным приговором Союзу ССР. 

Жаль, что авторы «Меры твоей воды» оказались и по времени, и культурно изолированы от этой выдающейся теории, ввиду того специфического труда, которым занималось то профессиональное сообщество, к которому они принадлежали. Не из-пользование этого предшествующего им достижения-достояния русской культуры позволило ССМ ПЭПО БПА (Э) ²³ направить авторский коллектив ВПП ²⁴ по пути евангельских изысканий сути человека как особого явления в биосфере планеты Земля, на пути которых им, «как бэ» вовремя попался (как вариант – был подброшен «через Запад» как лучший роман XX в.) роман «Мастер и Маргарита», поспешно названный «евангелием от Михаила», который был так же поспешно (дважды!) отождествлён с «русским мировоззренческим стандартом». Таким образом, марксистская дипластия была заменена на евангельскую – оборотную медаль библейского проекта. Ловушка, для очередных благонамеренных русских мыслителей-мечтателей, захлопнулась! В результате – была снята Защита Сверху для руководителя этого коллектива, после чего продолжительность поддержания жизни его организма стала об-без-печиваться лишь собственными ресурсами организма и созданного вокруг него ПЭПО-эгрегора «Внутренний предиктор СССР». 

В связи с последним – всем желающим на предмет «убийства ВМЗ» надо успокоиться и прекратить заниматься «конспирологией» на эту тему, которая является обратной стороной медали, под названием «масонство-отвлекающий манёвр НГП». Надо понять (а не просто прочитать-запомнить), перешагнув порочную культуру «таинств-посвящений», что Бог ничего не изменит с «человеком», пока тот сам не изменит себя. Отсюда же «зеркально» – в отношении «человека», переставшего меняться (остановившегося  в своём развитии, а ещё хуже – пошедшего вспять – туда, где уже давно прошли другие) Бог не будет ничего менять, замедляя естественные процессы его старения и тем продлевая ему долголетие. Всё зависит от того – идёт ли индивид «прямым путём», либо он «остановился», либо пошёл «в сторону», а ещё хуже – «вспять»! Проще говоря – не увидев, либо отвергнув по высокомерию то, что до тебя открыли другие, нельзя раз-считывать на «бесконечную» помощь Свыше, Она не безгранична в отношении Творений  Самого Вседержителя, как показывает вся история дивергенции-эволюции вида «человек разумный» – от падальщиков-троглодитид, через людоедов-неандертальцев к неоантропу современному.

3. Необходимость преодоления дипластии, как сильный манёвр Расы-Руси-России при переходе ко вписанию евро-американского конгломерата

«Текущий момент» и его концептуальная оценка, «как повелось у нас», в кругах «концептуальных аналитиков», как всегда, будет содержать «уничтожающую критику» без-головости и без-рукости той части политической элиты нашей много-стра-дальной Земли, которая, путём векторной комбинации «сил» разной иерархии, мощности и продолжительности воздействия на сознание и бес-сознательные уровни биологически разновозрастных сообществ неоантропов,  проживающих на разных континентах и в разных природно-климатических поясах, оказалась в последнее десятилетие у власти в разных регионах планеты в форме «национальных правительств», в руках которых сосредоточилось управление запредельными для здравого смысла средствами изменения планетарной истории в сторону её «конца» (по Фуку-яме). 

При этом, мы будем проводить такого рода оценку, привлекая к этому действию не только недавние методологические достижения русской культуры, содержащиеся в трудах общественной инициативы, но и более ранние методики антропологии – «науки о человеке», в том виде, как её понимали советские учёные антропологи – единомышленники и последователи историка и философа (философа палеоистории) Б.Ф. Поршнева, соответственно с нашей, уже современной, мерой понимания, возникшей на основе той фактологии, которой ещё не могло быть тогда – во времена Б.Ф. Поршнева!

Прежде всего, давайте разберёмся в том «театре абсурда», в котором пребывает, минимум, половина наличного планетарного со-общества людей, начиная с конца Второй мировой войны, когда США выступили инициаторами и подмяли под себя так называемые «объединённые нации» ²⁵. 

Абсурд первый. Понятие наций в СССР, Китае, США, Великобритании и Франции, как у учредителей ООН были изначально разные – до противоположности!  Это ИВС понял «по результатам «корейской войны» и «свернул» роль советской миссии в ООН до минимума наблюдателя, лишь применяя, по-необходимости, право вето в Совете Безопасности. 

Для СССР и Китая это был «народ». Для всех остальных членов совбеза – это «элиты» входящих в ООН государств. Отсюда – содержание-смысл получался разный, – до противоположности, в следующем дипластическом понятии – «мировое сообщество». В первом случае – это все люди, проживающие в странах-членах ООН. В другом – это совокупная элита этих стран. Однако, в количественном отношении, получалось с точностью до наоборот: политическая элита количественного большинства стран, навязывала свою «повестку дня» количественному большинству народов ²⁶. В этом чётко прослеживалася атлантический замысел планетарного жизнеустройства, навязываемого в ходе второй мировой войны.

При этом две вышеназванных дипластии не могли не быть соединены в трипластию, которая имела одно общее понятие – «мировое», и продолжить своё лживое, причудливое существование буквально «ни на чём» – на вброшенной американскими политтехнологами этой обманки неоантропам, никогда не применявшим до этого слово «мировое» ²⁷, что непонятно как было понимать – то ли «планетарное», то ли что-то «мирное». Соответственно, каждый понимал это так, «как понимал». Настоящий смысл знали только «атлантисты», изначально принимавшие «атлантическую хартию», которую они «довели до ума» в структуре «северо-атлантического союза» (НАТО), на 80 лет определив своё господство и в ООН, и «в мире вааще» (на планете)». Эти понятия периодически «склеивая» с разными другими понятиями внутри- и межгосударственных отношений они превратили в орудие семантического господства над неоантропами. Не избежала этого и советская дипломатия, которая была, ещё до «корейско»-корейской войны оттеснена на периферию «стран социалистического содружества» и «сидела тихо» в структурах ООН, во всю осваивая новый «птичий язык» «международного сообщества», то есть со-общества возникшего по воле создателей «атлантической хартии» МЕЖДУ НАРОДАМИ планеты Земля, о чём те, и по сию пору, не догадываются!

Возможности изменения такого, по-сути колониального положения, сложившегося в ООН после Второй мировой войны открылись с началом азиатских антиколониальных движений и революций достигших своего пика в 50-е гг. XX в., когда советская дипломатия получила как новых союзников, так и антиколониальную повестку «на трибуне ООН». Первый успех был подкреплён «африканской волной» антиколониального движения и появления в ООН десятков новых стран с «нищим и голодным» населением, с ненавистью смотрящим на своих недавних хозяев-колонизаторов. С начала 60-х гг. «атлантисты», засевшие в глубинных структурах ООН переходят к долговременной обороне, проклиная тот день, когда они создали эту структуру и лихорадочно разрабатывая механизмы нео колониального приручения  своих недавних рабов «механизмами помощи слаборазвитым странам». Следует отметить, что без роли СССР-учредителя этим странам вообще ничего «не светило», ни в антиколониальной борьбе, ни в становлении своих национальных государств, так как именно советская военная и экономическая помощь сыграла решающую роль в их окончательном выходе из-под государственной опеки «атлантистов» ²⁸, и вхождении в состав стран-членов ООН. Карибский кризис остужает людоедский пыл «атлантизма», заставляя его признать тактический паритет в мировом противостоянии совокупных элит и совокупных народов планеты Земля, давая СССР уникальный шанс мирового переустройства, который не совсем получился со странами «соцсодружества» ²⁹. Однако, хрущёвским руководством это было понято как грубая материалистическая задача «накачки» этих стран оружием, продовольствием и деньгами в сочетании с троцкистскими догмами «мировой социалистической революции», так как на этот момент про большевизм в политике в самом СССР уже «надёжно забыли». Основным отличием в глобальной политике того времени СССР от США стало бес-платное и без-возмездное предоставление продуктов высокотехнологического производства освободившимся странам, в обмен на обещание представителей складывающихся там элит «быть социалистами» ³⁰. НО, материальные возможности «первого в мире государства рабочих и крестьян» были не безграничны, при одновременно ведущейся им со странами «атлантического союза» «холодной войны» и скоро, ввиду так и не решённого «основного теоретического вопроса», были исчерпаны. Однако, и за эти 20 лет «вечной дружбы с СССР», народы этих стран так и не услышали от СССР настоящего «русского слова» о том, куда и как надо идти к «светлому будущему человечества» (кроме непонятного им «марксизма-коммунизма»), и, в конце-концов, добровольно надели на себя «ярмо нео колониализма» за более высокое качество потребительского существования и обещание «в будущем» принять «детей этих стран» (менее 1 % населения колонии) на территорию метрополий в качестве равных себе в достоинстве граждан. 

Библейское, по глубине подлости, предательство Горбачёвым идеалов СССР и переход, в глобальной политике, на сторону «атлантистов», внесло совершенно немыслимую инверсию в  глобально-политическое положение «развивающихся стран», попутно развалив их «клуб по интересам» – «Движение Не Присоединения» и сделав его соучредителя – Югославию совершенно без-защитной перед людоедствующим Западом. Пример растерзанной НАТО Югославии заставил «развивающиеся страны» ещё ниже склониться перед нео колониалистами, которые недвусмысленно погрозили им натовскими бомбёжками. А особо гордых и непонятливых просто раздавили, при  этом, жестоко-показательно казнив их политических вождей ³¹. 

Абсурд второй – ООН нет альтернативы как выразителю мнения «мирового сообщества». Сегодня – «мировое сообщество» вновь вернулось в положение «международного сообщества» образца «атлантической хартии» 1941 г., что и было зафиксировано его хозяевами 10 июня 2021 года во время двусторонней встречи в городе Сент-Айвс президентом (демократом ³²) США Джозефом Байденом и премьер-министром Великобритании Борисом Джонсоном, которые подписали новую Атлантическую хартию. В результате – от «чего ушли» во времена СССР, к тому и пришли «во времена» РФ спустя 80 лет! Этот факт российская дипломатия по-просту «проспала», а «проснулась» только в декабре 2021 г., когда враг уже был «у ворот»! Хотя с того момента, когда учредители-атлантисты «пнули» действующие «разводящие» структуры ООН, надо было, по факту считать себя свободными от всех обязательств перед «мировым сообществом»…людоедов, и начинать насколько возможно быстро готовиться к новому военно-политическому противостоянию. Вместо этого непонятное топтание и не внятное бормотание дипломатического корпуса аж до конца декабря 2021 г. Полгода было потеряно в пустой рутинной дипломатической работе, на фоне «сверхактивности» атлантистов!

О чём говорит такая динамика процесса? О том, что семантическое оружие дипластии составляющее многослойный, многоуровневый конгломерат адаптационной части инфообеспечения элементов (неоантропов) с/системы «человечество планеты Земля» намного мощнее любой идеологии, построенной на дипластических оглашениях и умолчаниях, и имеет свойство задавать информационное обеспечение элементов любой, вложенной в эту суперсистему идеологии, на рече-мыслительном (сознательном) уровне, формируя культуру бытия многих поколений людей. 

При этом, воз-принимаемая в процессе образования-обучения господствующей в любом толпо-элитарном обществе  идеология (о чём следует помнить!) составляет лишь верхний культурный слой, образуя область раз-суждений-умозаключений, которая «ложится» на область понятий, где безраздельно, либо фрагментарно, либо нет, господствует передаваемая из поколения в поколение новых неоантропов ³³ информация, в форме калейдоскопа абсурдных представлений, о природе человека, об окружающем обществе людей, об окружающем мироздании, о Боге Едином, никем не сотворённом и рождённом, которая не позволяет противостоять власти генетических и духовных потомков ранних неоантропов-людоедов, дорвавшихся до глобальной власти в XX в. В таком состоянии инфообеспечения элементов с/системы любая идеология может быть легко «свёрнута» и озвучена другая, базирующаяся на тех же дипластических (абсурдных) понятиях с той лишь разницей, что будут применены иные конструкты из ранее уже имевшихся суждений и умозаключений, что приведёт к быстрому возникновению новых. Инициативу в такого рода изменениях наша официальная дипломатия потеряла довольно давно – ещё во времена «министра иностранных дел» (а по-сути – лютого врага России) Э.А. Шеварднадзе ³⁴. Это когнитивное явление ранее уже было описано в концептуальной литературе как форма лингвистического (нейро-лингвистического) управления, названного нетократией. 

Таким образом, смена последней, по счёту, идеологии миропорядка, основанный на дипластиях, произведённых для создания ООН и самим ООН о «международном праве» и «мировом сообществе» «официально» была завершена там, и теми, кем она «зачиналась» 80 лет назад. «Наша официальная дипломатия» этого совсем не заметила (не сделал соответствующего официального заявления, с предупреждением о том, что в ответ будут так же сняты ранее взятые на себя обязательства), чем, по-сути, разоружила нашу державу перед готовящемся, на политико-военном уровне, нападением.

Это крайне сложное, впервые возникшее со времени начала ВОВ положение характеризуется тем, что вся без исключения правящая элита России, воз-питана в этом дипластическом мареве понятийного абсурда, и не способна его деабсурдизировать применением тетрапластических понятийных формул, иногда называемых здравым смыслом, а иногда – концептуальным мышлением. Особую ответственность за это несёт советская дипломатическая школа периода позднего, разлагающегося социализма, которая полностью приняла западную дипластическую повестку и разоружила нашу державу перед глобальным атлантическим ренессансом задолго до описываемых событий. Если учесть, что её «наиболее яркие» представители сейчас определяют политику нашего государства в: Государственной Думе, Совете Федерации, Администрации Президента ³⁵, то становится понятной «стратегия и тактика» ведения СВО, описанная в известном труде В.И. Ленина «Шаг вперёд, два шага назад».

Более того, навязанный нам Западом, ещё со времён Горбачёва, статус главы государства не как вождя народа, а как «главного дипломата страны», сделал нынешнего верховного главнокомандующего связанным некими дипломатическими правилами (протоколами) и «мнением мирового сообщества», составляющими суггестивно навязанную нам многоуровневую дипластию «международного права» (чистый абсурд, т.к. право – атрибут государства, которое не может быть «международным»). 

Такой «матричный» капкан, в который попало сознание нашего верховного главнокомандующего не может быть преодолено никакими тандемами-политандемами его помощников и подчинённых, которые сами пребывают всю свою сознательную жизнь в таком же дипластическом мыслительном капкане, в силу внутрисистемных правил циркулирования управленческой информации. Выход из этого опасного состояния – в над-системном разрешении этих когнитивных задач преодоления абсурда, когда «и то, и то – нельзя, а что можно – то же нельзя, а делать надо то, что велят некие «обстоятельства», путём введения иерархически более высокого параметра-критерия оценки качества управления. На это действующая система власти оказалась не способна! Поэтому, не обращая внимания на примитивную магию «триумфальных» результатов региональных выборов, состоявшихся 11 сентября(!), необходимо, не уповая на «мудрость правящей партии» и её «вождей»,  всем, кто только в состоянии доносить информацию – требовать от верховного главнокомандующего выполнения его конституционных обязанностей – проявления воли в осуществлении военной власти в направлении как можно скорейшего (до зимы 2022/23 гг.!) уничтожения людоедского киевского режима всеми военно-политическими средствами, имеющимися в его распоряжении!